Вот конёк по косогору Поднялся на эту гору, Вёрсту, другу пробежал Устоялся и сказал: «Скоро ночь, Иван, начнётся, И тебе стеречь придётся. Ну, в корыто лей вино И с вином мешай пшено. А чтоб быть тебе закрыту, Ты под то подлезь корыто, Втихомолку примечай, Да смотри же, не зевай. До восхода, слышь, зарницы Прилетят сюда жар-птицы И начнут пшено клевать Да по-своему кричать. Ты, которая поближе, И схвати её, смотри же! А поймаешь птицу-жар — И кричи на весь базар; Я тотчас к тебе явлюся». — «Ну, а если обожгуся? — Говорит коньку Иван,
Расстилая свой кафтан. — Рукавички взять придётся, Чай, плутовка больно жгется». Тут конёк из глаз исчез, А Иван, кряхтя, подлез Под дубовое корыто И лежит там как убитый.
Вот полночною порой Свет разлился над горой, Будто полдни наступают: Жары-птицы налетают; Стали бегать и кричать И пшено с вином клевать. Наш Иван, от них закрытый, Смотрит птиц из-под корыта И толкует сам с собой, Разводя вот так рукой: «Тьфу ты, дьявольская сила! Эк их, дряни, привалило! Чай, их тут с десятков с пять. Кабы всех переимать — То-то было бы поживы! Неча молвить, страх красивы! Ножки красные у всех; А хвосты-то – сущий смех! Чай, таких у куриц нету; А уж сколько, парень, свету — Словно батюшкина печь!» И, скончав такую речь Сам с собою, под лазейкой Наш Иван ужом да змейкой Ко пшену с вином подполз — Хвать одну из птиц за хвост. «Ой! Конечек-горбуночек! Прибегай скорей, дружочек! Я ведь птицу-то поймал!» — Так Иван-дурак кричал. Горбунок тотчас явился. «Ай, хозяин, отличился! — Говорит ему конёк. — Ну, скорей её в мешок! Да завязывай тужее; А мешок привесь на шею, Надо нам в обратный путь». — «Нет, дай птиц-то мне пугнуть! — Говорит Иван. – Смотри-ка, Вишь, надселися от крика!» И, схвативши свой мешок, Хлещет вдоль и поперёк. Ярким пламенем сверкая, Встрепенулася вся стая, Кругом огненным свилась И за тучи понеслась. А Иван наш вслед за ними Рукавицами своими Так и машет и кричит, Словно щёлоком облит. Птицы в тучах потерялись; Наши путники собрались, Уложили царский клад И вернулися назад.
Вот приехали в столицу. «Что, достал ли ты Жар-птицу?» — Царь Ивану говорит, Сам на спальника глядит. А уж тот, нешто от скуки, Искусал себе все руки. «Разумеется, достал», — Наш Иван царю сказал. «Где ж она?» – «Постой немножко, Прикажи сперва окошко В почивальне затворить, Знашь, чтоб темень сотворить». Тут дворяна побежали И окошко затворяли, Вот Иван мешок на стол. «Ну-ка, бабушка, пошёл!» Свет такой тут вдруг разлился, Что весь двор рукой закрылся. Царь кричит на весь базар: «Ахти, батюшки, пожар! Эй, решёточных сзывайте! Заливайте! заливайте!» — «Это, слышь ты, не пожар, Это свет от птицы-жар, — Молвил ловчий, сам со смеху Надрываяся. – Потеху Я привёз те, осударь!» Говорит Ивану царь: «Вот люблю дружка Ванюшу! Взвеселил мою ты душу, И на радости такой — Будь же царский стремянной!»
Это видя, хитрый спальник, Прежний конюших начальник, Говорит себе под нос: «Нет, постой, молокосос! Не всегда тебе случится Так канальски отличиться, Я те снова подведу, Мой дружочек, под беду!»
Через три потом недели Вечерком одним сидели В царской кухне повара И служители двора, Попивали мёд из жбана Да читали Еруслана. «Эх! – один слуга сказал, — Как севодни я достал От соседа чудо-книжку! В ней страниц не так чтоб слишком, Да и сказок только пять, А уж сказки – вам сказать, Так не можно надивиться; Надо ж этак умудриться!» Тут все в голос: «Удружи! Расскажи, брат, расскажи!» — «Ну, какую ж вы хотите? Пять ведь сказок; вот смотрите: Перва сказка о бобре, А вторая о царе, Третья… дай бог память… точно! О боярыне восточной; Вот в четвёртой: князь Бобыл; В пятой… в пятой… эх, забыл! В пятой сказке говорится… Так в уме вот и вертится…» — «Ну, да брось её!» – «Постой!..» — «О красотке, что ль, какой?» — «Точно! В пятой говорится О прекрасной Царь-девице. Ну, которую ж, друзья, Расскажу сегодня я?» — «Царь-девицу! – все кричали. — О царях мы уж слыхали, Нам красоток-то скорей! Их и слушать веселей». И слуга, усевшись важно, Стал рассказывать протяжно:
«У далёких немских стран Есть, ребята, окиян По тому ли окияну Ездят только басурманы; С православной же земли Не бывали николи Ни дворяне, ни миряне На поганом окияне. От гостей же слух идёт, Что девица там живёт; Но девица не простая, Дочь, вишь, Месяцу родная, Да и Солнышко ей брат. Та девица, говорят, Ездит в красном полушубке, В золотой, ребята, шлюпке И серебряным веслом Самолично правит в нём; Разны песни попевает И на гусельцах играет…»